Вопросы языкознания в эпоху либеральной демократии

Язык живой и развивающийся организм, отражающий реальность и её динамику, он постоянно пополняется и обновляется. Какая-то часть языка устаревает, теряет смысл и значение и становится источником логических противоречий и непонимания, непродуктивных споров и порой острых социальных конфликтов.

К нынешнему времени таких свидетельств накопилось великое множество. Истина на языке говорящего, но у слушающего своя истина. Список слов, которые каждый понимает и толкует по-своему, можно долго продолжать.

Вот некоторые примеры, когда словарь и семантика не помогут найти общего языка и согласия: свобода, равенство, справедливость, демократия, тоталитаризм, гуманизм, права человека, коммунизм, социализм, капитализм, империализм, глобализации, независимость, мораль, цивилизация, прогресс, расизм, национализм, интеграция, агрессия, геноцид, апартеид, коррупция, привилегии, левые, правые, экстремисты, радикалы, реакционеры, фашисты, нацисты, террористы…

Понятия и определения, однозначные в восприятии одних, имеют часто противоположное значение для других. Но этот словарь активно используется в политических манипуляциях, социальной демагогии и пропаганде.

К этому нужно добавить резкое снижение культуры языка и мышления. Речи политиков заполнены откровенным хамством, бестактностями, нелепостями.

Трамп и Байден внесли вклад в популярность американской идиомы “Ногу в рот” – когда публично сказано что-то особо глупое и грубое. Трамп пользуется такой лексикой сознательно и знает что говорит для своей аудитории, Байден не в состоянии контролировать использование своего языка, и это серьёзная проблема для его сторонников.

Политический словарь не только устаревает, но я обновляется; двойные стандарты, фейки, мерзавцы, сучий сын, государства-террористы, военные преступники, убийцы и детоубийцы (о государственных руководителях)…  Во внутреннем потреблении свой лексикон: старый маразматик, пациент дома престарелых, сонный Джо, лгун, мошенник, коррупционер, нарциссист, мегаломаньяк, абьюзер… Психиатры и психологи коллективно ставят в прессе клинические диагнозы кандидатам в президенты.

В академической среде инакомыслящий, диссидент не носитель других убеждений и мнений, а враг свободы, демократии и национальных интересов. Народ попроще, высказывая политические суждения и участвуя в дискуссиях на эти темы, обычно прибегает к ненормативной лексике.

Но и при добрых намерениях и практической необходимости девальвация языка и понятий становятся тупиковым препятствием. Мой знакомый, дипломат высокого ранга с огромным опытом участия в разрешении международных конфликтов, говорит что серьёзным препятствием в работе стали лингвистические проблемы. Многие понятия, используемые одной стороной, такие, как, агрессия, нападение, оккупация, война, этнические чистки, жертвы, военные преступления, мирное население, совершенно неприемлемы для другой стороны, у которой свои определения тех же явлений и событий. В переговорах и документах эти понятия приходится избегать, прибегать к эвфемизмам. Мой знакомый широко образованный историк, но и специальное филологическое образование вряд ли бы облегчило его задачи.

Политические интересы доминируют в журналистике, превратившейся в пропаганду и оружие в информационных войнах. Ресурсы языка используются для очернения и осуждения оппонента, факты и информация подгоняются под предопределенную установку, под мировоззрение и ожидания своего читателя и слушателя. Но и у потребителей информации нет желания знать противоположную точку зрения.

В демократическом обществе каждый имеет право на свой выбор и мнение, но согласно общественному договору, главенствует закон, предположительно, не допускающий кривотолков и спекуляций, и судьи независимы от властей, партий, спонсоров, лоббистов, общественного давления и идеологических предубеждений.

Но даже Верховный суд показывает что судьи-либералы смотрят на законы и справедливость по-иному чем коллеги-консерваторы, и строгий язык Конституции не примиряет разногласия о продаже оружия, абортах, свободе слова, правах меньшинств, иммиграции, ответственности институтов и корпораций и великого множества других вопросов, по которым у судей разные мнения. 

Расхождения в восприятии слова и смысла проявляется в литературе и искусстве, которые во все времена отражали ощественные условия и мировоззрение. Я посмотрел на днях спектакль по пьесе Деб Марголин “Это не время для мира”. Времена Джозефа Маккарти, один из самых печальных периодов в американской истории, охота на ведьм, антикоммунистическая паранойя, политические гонения и бесправие, доносы, цензура, чёрные списки, искалеченные судьбы, попрание свободы слова. Чтение “Нью-Йорк таймс” ставило под подозрение. 

В центре событий крупный учёный, разработчик секретного проекта, обвинённый в сотрудничестве с советской разведкой. По версии обвинения, он передал информацию, представляющую государственную тайну, советскому коллеге. Он и действительно наговорил много лишнего, но дочь верит в невиновность отца и пытается помочь ему, в то же время, не может разобраться с отношениями с мужем и любовником. Первая коллизия никак не связана со второй, хочется подсказать автору сценария – ну пусть бы сделал любовника информатором ФБР или как-то соединил сюжетные линии. Советский учёный выглядит  и говорит карикатурно-неубедительно, хотя в ту пору в Америке действительно было много успешных советских разведчиков.

Маккарти и сценическая компиляция из выступлений сенатора о врагах внутренних звучит вполне адекватно своему времени и в то же время объясняет появление пьесы на современной сцене.

Если бы пьеса была показана не только для либеральной бродвейской аудитории, но и на широких просторах раздираемой непримиримой политической борьбой Америки, оценка Маккарти и его убеждений была бы другой. То, что для одних звучит патологической конспирологией, угрозой демократии, для других будет пророческим предупреждениям об угрозе захвата страны нынешними врагами американского образа жизни, которые проникли во все сферы жизни общества и вытесняют истинных патриотов.

Многоголосье и разноголосье

Согласна “Генезису”, изначально все люди говорили на одном языке, что позволяло понять друг друга и успешно сотрудничать. Но когда они решили построить башню высотой до небес, Бог остановил этот дерзкий проект, разделив строителей на множество языковых групп, так что они лишились возможности понимать и действовать сообща. Судя по современной картине мира, эта история объясняет не только происхождение многоязычия, но и коллизии нынешнего дня.

В современном мире более 7000 языков. Многие языки исчезли, появились новые. К числу старейших относят языки шумеров и египтян, им 4600 лет, но это мёртвые языки. Есть новые языки, возникшие менее ста лет назад, один из них  в Австралии в 1980 году, на нём говорят 350 человек.

Можно отметить особо эсперанто, язык, созданный в 1887 году в целях улучшения международных связей и преодоления изоляции и национализма, но распространения он он получил.

Среди новых языков современный иврит, воссозданный на рубеже XIX-ХX века. Евреи говорили на иврите 1200 лет назад в Израиле, Иудее и Самарии, это важный аргумент израильтян в дискуссиях о спорных территориях.

Судьба языка зависит от социальных и политических условий. Не все языки могут свободно использоваться. Национальная дискриминация, как правило, включает ограничение изучения языка, его использования в печати и публичной сфере.

Одни считают многоязычие благом, обогощающим культуру, другие что оно создаёт проблемы в формировании социального единства. Эти проблемы особенно остро проявились на Западе в условиях массовой нелегальной иммиграции. Во многих случаях иммигранты не стремятся выучить язык новой страны, адаптироваться и интегрироваться, замыкаются в этнических общинах, сохраняя привычный образ бытия, не всегда совместимый с социальным окружением. Вместо ожидаемого взаимообогащения культур, дружбы и сотрудничества растут национализм, социальные и бытовые конфликты и размежевание.

Оказавшись на Западе в больших городах, трудно понять в какой стране находишься. Идея интернационализма и космополитизма хороша, но до поры, пока огромные протесты, пожары, схватки с полицией, рост преступности не омрачат надежд и избавят от иллюзий.

Английский язык самый распространённый и богатый в мире, но в Америке, Англии, Канаде доля населения,  использующего его как родной, снижается год от года. В английском языке более 200000 слов, вместе со специальными терминами до миллиона. Средний американец владеет до 30000 слов, в обыденном общении используется 10000, можно обойтись и одной тысячей, но для многих и это непосильная задача после десятилетий жизни в стране.

На втором месте по словарному запасу русский язык, далее испанский, китайский, итальянский. Есть разные методики подсчёта. По другим, впереди всех по числу слов корейский и японский.

Интересны частотные особенности употребления языка. Говорят, у французов до ста определений сыра, ещё больше вина. У эскимосов несколько десятков определений оттенков снега. У американцев богатая лексика, определяющая успех, благополучие, высокую самооценку. Но у большинства народов больше слов пессимистической окраски, чем оптимистической, литература тому свидетельство.

Русский язык впереди планеты всей по многообразию ненормативной лексики. Базовых слов русского мата меньше 10, но суффиксы и приставки приумножают их до многих сотен. Я прочитал, что есть словарь слова из трёх букв, которое представлено в тысяче модификаций.

Я не изучал этой сферы языка и обхожусь нормативной лексикой, по моим наблюдениям, у американцев арсенал в этой области намного беднее, всего два  слова, но частота и повсеместность их употребления обескураживают. В радости и печали, в дружеской беседе и перепалке на дороге и в транспорте, со сцены, в массовой литературе селебрити и обитатели городских гетто используют эту лексику чаще чем OK и Hello.

Язык деградирует из-за низкой культуры речи, грамотности, сокращения активного словарного запаса. Это глобальное явление, его проявление заметно не только в бытовом общении, но и на телевидении, радио, в печати, преподавании. Почти половина американских школьников после завершения обучения не умеют толком читать и писать, построить грамотную фразу, назвать имена и произведения классиков литературы.

Жестокий урон культуре языка нанесли компьютеризация обучения и социальные сети. Пожалуй, это необратимый процесс, который дальнейшее развитие технологии только усугубляет.

Деградация языка неминуемо сказывается на мышлении и поведение. Со времён Аристотеля признано что язык играет важнейшую роль в познании и интеллектуальном развитии. Крупнейший философ современности Людвиг Витгенштейн писал в “Трактате”, в котором обыденный читатель не поймёт 99% содержания, но смысл очевиден: “Пределы моего языка есть пределы моего мира”. Самые известный в мире лингвист Ноам  Хомский обосновал теорию врождённой природы языка как универсального инструмента мышления. Теория созвучна идее Мартина Хайдеггера: “Мы не говорим языком, язык говорит нами”.

Язык могучее средство консолидации общества, социального и культурного развития, но он может служить и разрушительным, антагонистическим силам. В библейских притчах сказано: “Жизнь и смерть во власти языка”, “Тот, кто много говорит, получит последствия.” “Язык – это огонь, мир зла”, говорит “Новый Завет”.

Язык всегда был орудием идеологии, воздействия на общественное сознание. Советские граждане помнят дискуссию о природе языка, в которой принял участие Сталин. Он опубликовал в “Правде” статью “Марксизм и вопросы языкознания”, в которой особо подчеркивалась опасность отсутствия единого языка в конгломератах племён и народностей. Классовый подход был определяющим в оценке людей и явлений, но он не распространялся на использование языка, хотя борьба с “засорением” языка иностранной лексикой и буржуазным влиянием велась неустанно.

Русский язык играл консолидирующую роль во многонациональном государстве, но и сполна использовался для подавления национальных культур и самосознания. Сегодня во многих бывших советских республиках с большой концентрацией русского населения языковые проблемы стали предметом острых национальных конфликтов.

Политика и идеология широко используют новояз (неологизм Джорджа Оруэлла)  – извращение понятий, когда словарное значение используется вопреки его  смыслу для пропаганды и одурманивания сознания. То что для Оруэлла было предметом сатиры и казалось абсурдом, вошло в обиход политтехнологов и обществоведов.

Нельзя видеть в проблемах языка первопричину обострившихся внутренних и внешних противоречий. Но в быту, семье, на работе, в государственных и международных отношениях культура языка, определяющая культуру мышления и поведение, играет исключительно важную роль.

Можно ещё раз обратиться к Джонатану Свифту: “Они очень плохо рассуждают и всегда запальчивостью возражают”, писал он о лапутянах, с которыми пришлось иметь дело мифическому Гулливеру, но подобные свидетельства в изобилии представлены и в нашей жизни.

Свобода и просвещение

Здравый смысл предполагает что высокая образованность избавляет от тоталитарного мышления и предубеждений. На практике современные элитные университеты цитадели тоталитарного мышления, подавления инакомыслия, подбора преподавателей и оценок знаний студентов по идеологическим критериям, требованиям аффирмативных акций и коммерческих соображений.

В недавнее время главным препятствием к свободному мышлению и мировоззрению представлялся консерватизм, охраняющий реакционную идеологическую монополию, а либерализм воспринимался как носитель прогресса, толерантности, плюрализма и уважения к оппоненту. Либерализм, существующий в фантазиях и утопиях, руководствуется вольтеровской максимой:  “Мне ненавистны ваши убеждения, но я отдам жизнь чтобы вы могли их свободно высказывать.”

В теории звучит замечательно. На деле консервативно мыслящих  преподавателей, ориентированных на фундаментальные дисциплины и классические требования к образованию, в элитных университетах осталось всего несколько процентов. Остальные либералы и те кто пытается уклониться от политических баталий чтобы не поставить под угрозу свою карьеру. Общественную атмосфера формируют “прогрессисты”, активисты “Пробуждения”.

Многие актуальные проблемы не могут быть предметом открытой дискуссии, если возникает угроза либеральной идеологии. Реальная картина общественной жизни и её противоречий подменена утопическими представлениями о человеке и обществе. Исследования и публикации по расовым проблемам, отношениям и различиям полов, генетике, воспитанию и образованию находятся под строгой, пусть и негласной, цензурой и самоцензурой. Всё это началось с пересмотра истории страны и Западной цивилизации, классического канона в общественных науках, литературе, искусстве и достигло апогея в антиизраильском, антисемитском мракобесии, представленом как борьба с сионизмом, белым расизмом и колониализмом.

В этой атмосфере даже Хиллари Клинтон, до недавнего икона либералов, не смогла нормально провести занятие в Колумбийском университете, когда после седьмого октября она осудила террористов и их сторонников и признала право Израиля на самооборону. Студенты, байкотирующие её лекцию, утверждают что “Ответственность за войну и жертвы неоспоримо лежит на Израиле и других западных правительствах, включая США.” Не будь у Клинтон правительственной охраны, её ждала бы много худшая учесть, подобно другим преподавателям, осмелившимся сказать слово в защиту Израиля.

Профессор Колумбия  Шая Давидал выступил на встрече памяти жертв 7 октября. Он и его жена убеждённые либералы, участники пропалестинских демонстраций, поддерживают экономический бойкот Израиля, выступают за создание палестинского государства, уступки израильских территорий. Всё это не помогло. Сетевые друзья его заблокировали, он получает сотни имейлов в день, полных ненависти, угроз физической расправы, призывов к его убийству. Никто из коллег не осмелился его поддержать публично.

Правильной политической направленности требуют не только от обществоведов, но и от преподавателей естественных наук. Профессор Нью-Йоркского университета доктор Бенджамин Нил, мировой авторитет в области исследования раковых заболеваний, был уволен после того, как написал в сетях о поддержке Израиля в войне с Хамасом. Он обратился в суд, но университет настаивает на своём решении.

В романе Давида Гроссмана ” Лошадь входит в бар” стендап комик рассуждает о том что если бы израильский доктор нашёл средство навсегда победить рак, по всему миру были бы протесты в поддержку права рака на существование. Книга издана десять лет назад, и то, что еще недавно звучало черным юмором и абсурдом, сегодня реальность. Раковая опухоль терроризма находит широкое оправдание и поддержку.

Одна из причин антиизраильской атмосферы в студенческих кампусах в том что в элитных университетах более четверти студентов иностранцы, многие из мусульманских стран. Руководство университетов заинтересовано в расширении контингента иностранцев, поскольку оплата их обучения и спонсирование зарубежными правительствами и донорами важный фактор финансового благополучия университетов. Активная политическая деятельность иностранных студентов не запрещена, хотя в других случаях получить статус иноагента вполне реально. Но запреты порочный путь, это только загоняет проблему вглубь. Главный вопрос не о чужеземных экстремистах, а о молодых американцах и их преподавателях, поддерживающих мракобесие.

Под давлением Конгресса, где пока ещё возможно сопротивление прогрессистам, некоторые руководители университетов ушли в отставку, предпринимаются попытки судебным путём защитить еврейских студентов и преподавателей и ограничить активность антисемитов. В ответ антисемиты представляют себя жертвами и нередко находят защитников.

Джек Мэтлок был послом в Советском Союзе в 1987-1991 годах. Мы были знакомы, хотя это было еще опасно и были неприятности, я нередко бывал в его резиденции в Спасо-хаусе. Я организовал выставку фотографий его жены Ребекки в Московский консерватории. В разговорах с Мэтлоком я убеждал что Горбачёв и его перестройка не продержатся и что Россия не станет Америкой. Мэтлок отвечал что я слишком пессимистичен, требуется время для перемен.

Закончив дипломатическую карьеру, Мэтлок стал профессором в Колумбийском университете. Недавно он опубликовал статью, в которой говорит об эволюции своих взглядов на американскую демократию. Он вспоминает начало девяностых, когда Америка была примером, защищала права и свободы во всём мире. Теперь он горюет, что его страна не поддерживает должным образом жителей Газы и Западного берега и студентов Колумбийского университета, которые высказывают солидарность c палестинцами. Статья написана после 7 октября многоопытным дипломатом, историком, лингвистом, его невозможно обвинить в недостаточной осведомленности, непонимании ситуации или низкой культуре языка.

Когда-то в Москве, даже при несогласии, было возможно и интересно спорить, слушать другое мнение. Но о чём можно говорить сегодня, какие ещё нужны аргументы после массовых убийств, сексуального насилия, захвата заложников – стариков и младенцев.  Профессор Мэтлок видит другую картину. Наверняка, и мое мнение  было бы Мэтлоку теперь неинтересно. Мы могли бы говорить и на русском, и на английском, вспомнить былое, поделиться преподавательским опытом, но разговор не принес бы ничего кроме разочарования.

Это не проблема языка, знаний, интеллекта. “Люди всегда против разума, когда разум против них.” (“Oб уме”, Клод Адриан Гельвеций.) Трудно найти исключение из этого правила.