Знание – сила. Невежество сильней.

Её выбрало время

Я не изучал детали биографии и личностные особенности Клаудины Гей, но не подлежит сомнению, что она получила статус президента самого известного в стране и в мире университета не путём интриг и протекции, а потому что того требовала новая парадигма общественной жизни Америки, новая система моральных и культурных ценностей. Во главу угла в качестве национального приоритета поставлены диверсификация, включаемость, равенство. Эти понятия можно толковать по-разному, но новая идеология придала им статус непререкаемых библейских заповедей. Неверующие и диссиденты были подвергнуты публичному осуждению и академическому остракизму.

Клаудина Гей оказалась правильным человеком в правильное время в правильном месте, символ эпохи, адекватный её ценностям и морали. И демократические принципы не нарушены. Консерваторы в высшей школе в глубоком подполье, никакие академические свободы не спасут от гнева и отчуждения нового поколения коллег и студентов. В Гарварде консерваторов всего 3%, и они доживают последние годы. В этих условиях квалификация, публикации, организаторские способности Клаудины никакой роли не играли.

Учёным и профессорам советских времён такое положение хорошо знакомо. Назначенец на должность директора, ректора ВУЗа совсем не обязательно был из числа научных и педагогических авторитетов. Решающую роль играло рабоче-крестьянское происхождение и верность партийной линии. При приёме студентов, в подборе преподавателей также во главу угла ставился партийно-классовый подход.

Бывшая ткачиха, комсомольский активист Екатерина Фурцева, став министром культуры, учила уму-разуму учёных с мировым именем, великих музыкантов, актёров, художников. И это был не худший период в жизни советских интеллектуалов и творческих работников.

Есть, конечно, даже сегодня различия в положении академических институтов при партийной диктатуре и при диктатуре “пробуждения”. Номенклатурные назначенцы не должны были оправдываться за несоответствие профессиональным требованиям.

А Гей и ее коллеги не избежали общественной критики. Когда они жалко лепетали в Конгрессе про свободу слова и “контекст”, было очевидно что они следовали инструкции юристов, и сами не верят тому что говорят. И если бы президенты признали, что тон в жизни элитарных университетов задают оголтелые антисемиты, то ненависть обрушилась бы на их головы.

Слушания в Конгрессе, критика в печати, жалобы еврейских студентов и организаций не пошатнули бы позицию Гей, она обрела бы статус борца за правое дело, за справедливость, оппоненты и критики были бы зачислены в сионисты и их пособники.

Но… возникла проблема плагиата. Черчиллю приписывают высказывание о том, что в академиях царят такие скандальные нравы, потому что ставки здесь невелики. И в самом деле, в околонаучных дисциплинах и публикациях трудно сказать что-то новое, оригинальное; банальности и пустословие всеобщее достояние, и кто сказал первым, имеет мало значения.

Но в Америке установлены начиная со школы очень строгие требования по защите интеллектуальной собственности, часто доходящие до абсурда в общественных науках. Школьник едва умеет читать и писать, дремуче невежественен, и с этим можно жить и получить диплом об окончание школы. Но какое-то общее место без указания источника – скандал, разбирательство, наказание.

Помню, внук показал мне своё первое эссе по истории, тема была посвящена Российской Октябрьской революции. Дата Революции имело сноску на какой-то учебник. Я сказал что в этом случае нет необходимости ссылаться, это общеизвестный факт. Внука я не убедил, он последовал школьной инструкции. Преподавателей снабдили компьютерной системой, позволяющий выявить каждую строчку, совпадающую с ранее опубликованной, наверняка, и Гей ее пользовалась. Не берусь судить, почему она пренебрегла очевидными требованиями.

Обвинение в плагиате пришли не от учёных с мировым именем, не от борцов с аффирмативными акциями, а от коллег, занятых той же политкорректной проблематикой. Коллеги обиделись, что Гей позаимствовала материал из их диссертаций и публикаций, не называя их имен. Это не выглядело как атака на первую чёрную женщину со стороны расистов, ретроградов и сионистов. (Впрочем, можно не сомневаться, что широкими массами ее освобождение от должности будет воспринято именно таким образом.)

Тема докторской диссертации Гей “Эффект представительства чёрных в Конгрессе на участие в политике”. Если бы не диктат идеологии, научный руководитель и учёный совет не утвердили бы такую тему. Или хотя бы назвали по-другому, придав какое-то наукообразие. При любых талантах и трудолюбии подобная тематика вряд ли может породить научное откровение. Концепция, цели, выводы известны априори: расизм, неравенство, ограничение прав – нехорошо, политическая активность, борьба за справедливость, продвижение меньшинств – столбовая дорога прогресса и всеобщего процветания.

Вопрос, не имеющий научного основания, может быть актуальным и темой популярной публикации, соответствующей запросу времени и рынку интересов. “Критическая расовая теория” отражает мировоззрение миллионов, и поток подобной литературы не вызывает удивление. Удивление вызывает то, что её авторы становятся докторами наук и профессорами и определяют кому доверить университетскую кафедру.

Проблема расовых, этнических, религиозных отношений в Америке несомненно имеет колоссальное общественное значение и может и должна быть предметом серьёзного и объективного научного анализа. Но если у кого-то возникнет сомнения в догмах, то ему и в голову не придёт искать признание в нынешней атмосфере в академических учреждениях.

Опять же, положение во многом схоже с условиями жизни и работы советских учёных-обществоведов. Среди них были не только оголтелые фанатики, но и эрудированные, творческие люди, которые видели лучше других суть и пороки общественной системы. Но и представить было невозможно защитить диссертацию или опубликовать работу не в духе канона и времени.

Когда всемирно известный экономист, президент Гарварда Ларри Саммерс усомнился в том что рэп при всей его популярности научная проблема и к тому же объяснил малое представительство женщин в математике биологическими особенностями, он вынужден был уйти в отставку даже без слушаний в Конгрессе. Всем инакомыслящим наука.

В 1987 году была опубликована монография Алана Блюма “Закрытие американского разума” – о перерождении университетов в школ в центры пропаганды и агитации. В ту пору ещё была надежда противостоять интеллектуальной деградации. Сегодня трудно представить, какие силы могут остановить полную и окончательную победу прогрессисткой демагогии.

Недоученный хуже неучёного

В течение столетий образование было надеждой и опорой представлений о прогрессе и социальном благополучии. В Америке, собравшей с самого основания страны детей разных рас, этносов, религий, традиций, образование рассматривалось отцами-основателями, людьми обширных знаний и гуманистических убеждений, как школа воспитания гражданина, патриота, осознающего уникальные особенности страны и свои обязательства перед нею.

Ныне Америка затрачивает на образование полтора триллиона долларов в год, больше чем любая другая страна в мире. Приоритет очевиден в расходах на материальную базу обучения, новейшие технологии и оборудование. Государственные и местные ассигнования дополняются мощными спонсорскими пожертвованиями. Чуть не ежегодно проводятся федеральные и штатные реформы, внедряются по указам и по собственной инициативе новые методы обучения. У учителей общественных школ хорошие зарплата, в среднем 70000 и социальные гарантии, в частных школах условия ещё лучше. Но в целом уровень образования в Соединённых Штатах значительно отстаёт от ведущих стран.

Сегодня широкую неудовлетворённость вызывает насыщение школьных программ сексуальным образованием и прогрессивистской идеологией, пересмотр истории и литературного канона, “Критическая расовая теория” и ей подобное, но всё-таки это не объясняет столь низкий уровень знания математики, естественных наук и языка. Школа могла бы справиться с двуединой задачей времени: одурманивать детей утопическими представлениями о природе человека и общества и при этом научить читать, писать и считать.

Можно критиковать государство и прогрессивные веяния, но главные проблемы неэффективности школьного образования – семейное воспитание и среда. От начальной школы до вузов видны явные различия в результатах обучения в зависимости от семейных условий и социальных групп.

В тех же школах и колледжах студенты-азиаты опережают своих одноклассников даже когда приезжают в Америку без знания английского языка и живут за чертой бедности. На долю азиатов, в особенности китайцев, самой успешной в образовании и социально-экономическом продвижение группы, приходится много расовых предубеждений, но они не требуют особых прав и поддержки. Азиаты составляют 6% населения страны, но в элитных школах и университетах их около 50%, и для такого успеха не потребовались аффирмативные акции. Напротив, система расовых и экономических привилегий для других меньшинств препятствует ещё более успешному продвижению азиатов.

Самое трудное положение в афроамериканской общине. Пастор церкви в Южном Чикаго Корей Брук рассказал в “Таблете” о школе в своём районе, где только 4% детей соответствует требованиям к зданию математики и 6% английского языка. “Мне становится плохо, когда я читаю о культурной войне, связанной с DEI – диверсификация, равенство, включаемость во время процесса Клаудины Гей… Защитники Гей убеждают, что они борются за общины, такие как моя… Они говорят что системный расизм в DNA Америки и что белый супрематизм, противопоставление угнетателей и угнетённых не оставляет места для понимания происходящего.” Чёрный пастор может сказать то, что не скажут другие: “DEI это идеология привилегированных, и она помогает людям как Клаудина Гей, которая эксплуатирует расизм в целях власти и престижа и вредит таким общинам, как моя… Они используют нашу боль, чтобы подняться через американские институты. Их разрушающий душу яд также губителен для нас как наркотики… Моя община бомбардируется либеральной политикой с 1960-х… Расовая игра губительна для чёрных американцев и для всей Америки.” Этот голос слышат немногие, но все знают о взлёте и падении Гей и манифестах “Чёрная жизнь значима”.

Мне не довелось преподавать в в районах, подобных тем, о которых пишет пастор Брук. Но и мой опыт в Гарлеме и Джамейке, Квинс тоже оставил впечатление тупика и безысходности. Прочитать главу в учебнике задача для большинства студентов невыполнимая. Преподаватели, почти все почасовики, боятся потерять бесправную работу и закрывают глаза на неподготовленность студентов к обучению и посещаемость. Поставить плохую оценку себе дороже, скандал со студентом и администрации не понравится.

Для меня сложнее всего было с “еврейским вопросом”, это тема всегда была актуальна. Начиналось обычно с еврейского лендлорда-эксплуататора. Мне не разобраться, кто прав, кто виноват, я и сам жил тогда в Боро-парке у хозяина-хасида, о котором с добрыми чувствами не вспоминаю. Почему религиозные евреи так часто оказываются лендлордами в чёрных районах, не знаю, лучше бы им найти другое занятие. Но лендлордами дело не ограничивалось.

Курс социологии, занятие по теме преступность. Один из студентов, лет пятидесяти, ему нужен диплом, чтобы стать супервайзером, объясняет, почему в тюрьмах много чёрных, но мало евреев: “Еврей покажет судье-еврею кольцо на пальце с особым знаком, его не посадят.” Аудитория понимающе поддерживает. Нет таких аргументов, которые убедят, что не все власть и деньги у евреев. Что евреи больше всех других поддерживали Мартина Лютера Кинга. Что сегодня еврей Сорос тратит деньги не на евреев, а на чёрных активистов. Что еврей Сандерс воспитал когорту чёрных политиков во власти. Что еврейские либералы больше заботятся о социально-экономическом продвижении меньшинств чем о своих проблемах. На эти доводы ответ предсказуем: евреи пытаются создать иллюзию доброжелательства чтобы удержать чёрных под контролем.

Но и когда впоследствии я преподавал студентам, которые никогда не знали бедности, жили в дорогих районах, имели родителей в полном благополучии, поколебать их уверенность что палестинцы жертвы, а Израиль и сионистское лобби агрессоры и оккупанты, было невозможно.

Не только евреи, вся белая раса стали угнетателями и привилегированными. Илья Братман, иммигрант из России, преподаватель колледжа и еврейский активист, дал задание студентам выразить своё отношение к освоению Марса. Мнение разделились. Одна студентка написала что переселение хорошая идея – белые улетят и дадут свободно жить другим народам. Другая считает, что белые, как им привычно, колонизируют Марс и разрушит жизнь местных обитателей.
В одном из самых известных романов Филипа Рота “Людское клеймо” светлокожий афроамериканец решил изменить свою родовую историю и в поиске работы профессора классической литературы представил себя в резюме евреем. Думал, что так будет легче жить и работать. В его классе два студента постоянно отсутствовали. Однажды профессор спросил: “Знает ли кто-нибудь этих людей? Существует ли они или они привидения?” Оказалось, что прогульщики были чёрными, и вопрос был признан расистским. Профессор потерял работу.

Романы Рота представляются порождением нестеснённой фантазии автора, но в американской литературе нет другого классика, который столь открыто и интенсивно черпал сюжеты из собственной жизни и жизни близких знакомых. И в “Людском клейме” прототипом жертвы политкорректности был друг Рота профессор из Принстона.

При другой жизни, на другой планете, я бы сказал что юные имбецилы, рисующую свастику в школьном туалете или пишущие реферат о геноциде палестинцев, не расисты, не антисемиты, а всего лишь невежественны и наивны, и в том нет их вины. Но когда они определяют атмосферу школы, колледжа, судьбу преподавателя, когда они выходят с погромными настроениями на многотысячные демонстрации в поддержку “Чёрной жизни” и Хамаса, они становятся опасный политической силой. В особенности, когда те, кто не утратил здравый смысл и понимание происходящего, молчат и чувствуют себя бессильными перед напором невежества и ненависти.